В № 76 «Освобождения» напечатаны краткие протоколы июльского съезда земцев. Теперь, когда вопрос о тактике по отношению к Государственной думе привлекает к себе общее внимание, крайне важно отметить этот, единственный в своем роде, материал, показывающий, как именно рассуждали о бойкоте земцы и освобожденцы. Конечно, никто не сомневается в том, что до заключения мира, до выхода закона о Думе, они были, или старались казаться революционнее, чем теперь. Но все же характер их аргументов чрезвычайно поучителен для проверки нашей оценки вопроса. Ведь это — едва ли не первый вопрос в политической истории России, когда конкретные политические шаги обсуждаются и оппозиционными и революционными партиями вместе.
Вполне естественно, что буржуазных демократов толкали к постановке вопроса о бойкоте не общая программа их борьбы, не интересы определенных классов, а прежде всего смутное чувство неловкости, стыда за то противоречивое, фальшивое положение, в которое они становятся. «Как же участвовать в деле, которое мы раскритиковали? — спрашивал г. Шишков. — Ведь народ подумает, что мы солидарны с проектом». Как видите, у этого либерала первые же мысли о бойкоте связываются с вопросом о народе — он чувствует инстинктивно, что идти в Думу значит делать что-то неладное именно по отношению к народу. Он не может отделаться от проблесков хорошего желания идти вместе с народом.
300
В. И. ЛЕНИН
Другой оратор, г. Раевский, ставит вопрос отвлеченнее: «Мы всегда стояли на принципиальной почве, а на тактическом пути вступаем в компромисс. Выйдет так, что мы осудили булыгинский проект, но нам уже очень захотелось стать народными представителями. Не пойдем на этот скользкий путь». Это, конечно, маленькая гипербола г. Раевского, ибо освобожденцы никогда не стояли на принципиальной почве. Неверно также сводить вопрос к голому отрицанию компромисса: революционеры социал-демократы, усвоившие дух марксизма, не преминули бы заметить оратору, что смешно отрицать абсолютно навязываемые жизнью компромиссы, что суть не в этом, а в ясном сознании и неуклонном преследовании при всяких обстоятельствах целей борьбы, Но, повторяем, буржуазному демократу чужда в основе своей материалистическая постановка вопроса. Его сомнения — лишь симптом глубокого раскола внутри разных слоев буржуазной демократии. Фразер г. Родичев, говоривший после г. Раевского, решает вопрос легко: «Мы в свое время протестовали против нового земского положения, но мы в земство пошли... Если бы у нас были силы для осуществления бойкота, то следовало бы его объявить» (а не оттого ли «нет сил», почтеннейший, что интересы собственников враждебны бесповоротной борьбе с самодержавием и враждебны рабочим и крестьянству?) ... «Первое правило военного искусства: бежать вовремя»... (ей-богу, так и сказал рыцарь тверского либерализма! А еще смеются либералы над Куропаткиным), «Бойкот будет в том случае, если мы, войдя в Думу, первое постановление сделаем: «мы уходим. Это не настоящее представительство, без которого вы все же уже не можете обойтись. Дайте нам настоящее». Это будет настоящий «бойкот» (ну, конечно! сказать «дайте»! — разве может быть что-либо более «настоящее» для земского Балалайкина?113 Недаром они так весело смеялись, когда г. Головин рассказывал им, как он «без труда разубедил» московского губернатора насчет опасений, будто земский съезд объявит себя учредительным собранием).
301
ПОМЕЩИКИ О БОЙКОТЕ ДУМЫ
Г-н Колюбакин говорил: «Предыдущие ораторы ставили вопрос так: «Либо идти в булыгинскую Думу, либо ничего не делать» («Искра» ставит вопрос именно так, как эти «предыдущие ораторы» правого крыла монархической буржуазии). Надо обратиться к населению, которое все будет против булыгинской Думы... Обращайтесь к народу, осуществляйте на деле свободу слова и собраний. Но, идя в непотребное учреждение, вы себя губите. Вас там будет меньшинство, и оно погубит себя в глазах населения». В этой речи чувствуется опять связь идеи бойкота с обращением к крестьянству, значение этой идеи, как поворота от царя к народу. И г. Щепкин с великолепной откровенностью спешит возразить на глубоко понятую им речь г. Колюбакина: «Ничего, если мы сделаем ошибку в глазах народа, но спасем дело» (... дело буржуазии, крикнули бы, вероятно, оратору рабочие, если бы они присутствовали на этом благородном собрании). «Я не спорю, что, быть может, нам скоро придется стать на революционный путь. Но проект бюро (проект резолюции против бойкота) хочет избежать этого, так как мы и по воспитанию и по симпатиям» (классовому воспитанию, классовым симпатиям) «не революционны» .
Мудро рассуждает г. Щепкин! Он лучше всех новоискровцев, взятых вместе, понимает, что суть тут заключается не в выборе средств, а в различии цели. Надо «спасти дело» порядка, вот где гвоздь. Надо не рисковать революционным путем, который может привести к победе рабочих и крестьянства.
Зато краснобай и водолей г. де-Роберти высказывается совсем, совсем, как новоис-кровец: «Что делать, если проект, благодаря своей негодности, станет законом? Восстание с оружием в руках?». (Как можно «связывать восстание с Думой», что вы, г. Ро-берти!? Как жаль, что не знакомы вы с нашим Бундом, он объяснил бы вам, что нельзя этого связывать.) «Оно, думаю, со временем непременно придет. Ныне же сопротивление может быть либо просто пассивным, либо пассивным, но всегда готовым перейти в активное».
302
В. И. ЛЕНИН
(Ах, какой милый радикал! Вот бы ему попользоваться лозунгом: «революционное самоуправление» у новой «Искры», — уж он сумел бы тут разыграть такие арии, такие арии...) «... дать мандаты лишь тем, кто поедет с решимостью во что бы то ни стало сделать переворот». Знай наших! Что же, неправы мы были, сказав, что Парвус встретился и обнялся с эдаким вот освобожденцем? что новая «Искра» клюнула на красные словечки помещиков-краснобаев?
Использование материалов разрешено только при условии указания источника: прямой гипертекстовой ссылки (при публикации в Интернете), не запрещенной к индексированию в поисковых системах,
Администрация и владельцы форума не несут ответственности за содержание материалов пользователей
