Что делать? Наболевшие вопросы нашего движения (Владимир Ильин, Н. Ленин (стр.-61-80 (Владимир Ильич Ленин))

Публикация в редакции: Орлова Геннадия Викторовича — Советского выдающегося публициста — Историка СССР (08.11.1965)

Страницы:     [193 Содержание]     .....     [01-20]     [21-40]     [41-60]     [61-80]     [81-100]     [101-120]     [121-140]     [141-160]     [161-180]     [181-192]

Пролетарии всех стран, соединяйтесь! 
 

61

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Придать «самой экономической борьбе политический характер» значит, следовательно, добиваться осуществления тех же про­фессиональных требований, того же профессионального улучшения условий труда по­средством «законодательных и административных мероприятий» (как выражается Мартынов на следующей, 43, странице своей статьи). Это именно делают и всегда де­лали все профессиональные рабочие союзы. Загляните в сочинение основательных уче­ных (и «основательных» оппортунистов) супругов Вебб, и вы увидите, что английские рабочие союзы давным-давно уже сознали и осуществляют задачу «придать самой эко­номической борьбе политический характер», давным-давно борются за свободу стачек, за устранение всех и всяческих юридических препятствий кооперативному и профес­сиональному движению, за издание законов в защиту женщин и детей, за улучшение условий труда посредством санитарного и фабричного законодательства и пр.

Таким образом за пышной фразой: «придать самой экономической борьбе политиче­ский характер», которая звучит «ужасно» глубокомысленно и революционно, прячется, в сущности, традиционное стремление принизить социал-демократическую политику до политики тред-юнионистской! Под видом исправления односторонности «Искры», которая ставит — видите ли — «революционизирование догмы выше революционизи­рования жизни» , нам преподносят как нечто новое борьбу за экономические реформы. В самом деле, ровно ничего другого, кроме борьбы за экономические реформы, не со­держится в фразе: «придать самой экономической борьбе политический характер». И Мартынов сам бы мог додуматься до этого нехитрого вывода, если бы хорошенько вник в значение своих собственных слов. «Наша партия, — говорит он, выдвигая свое самое тяжелое орудие против «Искры»,

«Раб. Дело» № 10, стр. 60. Это — мартыновский вариант того применения к современному, хаотиче­скому состоянию нашего движения тезиса: «каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ», которое мы уже охарактеризовали выше. В сущности, это только перевод на русский язык пресловутой бернштейновской фразы: «движение — все, конечная цель — ничто».

62

В. И. ЛЕНИН

— могла бы и должна была бы ставить правительству конкретные требования законодательных и админист­ративных мероприятий против экономической эксплуатации, против безработицы, про­тив голода и т. д.» (стр. 42—43 в № 10 «Р. Д.»). Конкретные требования мероприятий — разве это не есть требование социальных реформ? И мы спрашиваем еще раз бес­пристрастных читателей, клевещем ли мы на рабочеделенцев (да простят мне это неук­люжее ходячее словечко!), называя их скрытыми бернштейнианцами, когда они выдви­гают, как свое разногласие с «Искрой», тезис о необходимости борьбы за экономиче­ские реформы?

Революционная социал-демократия всегда включала и включает в свою деятель­ность борьбу за реформы. Но «экономической» агитацией она пользуется для предъяв­ления правительству не только требования всяких мероприятий, а также (и прежде все­го) требования перестать быть самодержавным правительством. Кроме того, она счита­ет своей обязанностью предъявлять правительству это требование не только на почве экономической борьбы, а и на почве всех вообще проявлений общественно-политической жизни. Одним словом, она подчиняет борьбу за реформы, как часть це­лому, революционной борьбе за свободу и за социализм. Мартынов же воскрешает в иной форме теорию стадий, стараясь предписать непременно экономический, так ска­зать, путь развития политической борьбы. Выступая в момент революционного подъе­ма с особой якобы «задачей» борьбы за реформы, он этим тащит партию назад и играет на руку и «экономическому» и либеральному оппортунизму.

Далее. Стыдливо спрятав борьбу за реформы под напыщенный тезис: «придать са­мой экономической борьбе политический характер», Мартынов выставил как нечто особое одни только экономические (и даже одни только фабричные) реформы. Почему он это сделал, мы не знаем. Может быть, по недосмотру? Но если бы он имел в виду не только «фабричные» реформы, то тогда весь его тезис, только что нами приведенный, потерял бы всякий смысл. Может быть, потому, что он считает возможными и вероят­ными со стороны правительства «уступки» только в области экономической?

63

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Если да, то это странное заблу­ждение: уступки возможны и бывают и в области законодательства о розге, о паспор­тах, о выкупных платежах, о сектантстве, о цензуре и проч. и проч. «Экономические» уступки (или лжеуступки) для правительства, разумеется, всего дешевле и всего выгод­нее, ибо оно надеется внушить этим доверие рабочим массам к себе. Но именно потому мы, социал-демократы, и не должны никоим образом и абсолютно ничем давать место мнению (или недоразумению), будто для нас дороже экономические реформы, будто мы именно их считаем особо важными и т. п. «Такие требования, — говорит Мартынов о выдвинутых им выше конкретных требованиях законодательных и административ­ных мероприятий, — не были бы пустым звуком, потому что, суля известные осяза­тельные результаты, они могли бы быть активно поддержаны рабочей массой»... Мы не «экономисты», о нет! Мы только пресмыкаемся так же рабски пред «осязательностью» конкретных результатов, как господа Бернштейны, Прокоповичи, Струве, Р. М. и tutti quanti ! Мы только даем понять (вместе с Нарцисом Тупорыловым), что все, что не «сулит осязательных результатов», есть «пустой звук»! Мы только выражаемся так, как будто рабочая масса неспособна (и не доказала уже вопреки тем, кто сваливает на нее свое филистерство, свою способность) активно поддерживать всякий протест против самодержавия, даже абсолютно никаких осязательных результатов ей не сулящий!

Возьмите хотя бы те же, самим Мартыновым приведенные примеры о «мероприяти­ях» против безработицы и голода. В то время, как «Рабоч. Дело» занимается, судя по его обещанию, выработкой и разработкой «конкретных (в форме законопроектов?) тре­бований законодательных и административных мероприятий»,

Стр. 43: «Конечно, если мы рекомендуем рабочим предъявлять известные экономические требова­ния правительству, мы это делаем потому, что в области экономической самодержавное правительство по нужде готово идти на известные уступки».

— все им подобные. Ред.

64

В. И. ЛЕНИН

«сулящих осязательные результаты», — в это время «Искра», «неизменно ставящая ре­волюционизирование догмы выше революционизирования жизни», старалась объяс­нить неразрывную связь безработицы со всем капиталистическим строем, предупреж­дала, что «голод идет», обличала полицейскую «борьбу с голодающими» и возмути­тельные «временно-каторжные правила», в это время «Заря» выпускала отдельным от­тиском, как агитационную брошюру, часть посвященного голоду «Внутреннего обо­зрения» . Но, боже мой, как «односторонни» при этом были неисправимо-узкие орто­доксы, глухие к велениям «самой жизни» догматики! Ни в одной из их статей не было — о ужас! — ни одного, ну можете себе представить: решительно ни одного «конкрет­ного требования», «сулящего осязательные результаты»! Несчастные догматики! От­дать их в науку Кричевским и Мартыновым для убеждения в том, что тактика есть про­цесс роста, растущего и т. д., и что нужно самойэкономической борьбе придать по­литический характер !

«Экономическая борьба рабочих с хозяевами и с правительством {«экономическая борьба с правительством»!!), кроме своего непосредственного революционного значе­ния, имеет еще то значение, что она наталкивает рабочих непрерывно на вопрос об их политическом бесправии» (Мартынов, стр. 44). Мы выписали эту цитату не для того, чтобы повторять в сотый и тысячный раз сказанное уже выше, а для того, чтобы особо поблагодарить Мартынова за эту новую и превосходную формулировку: «Экономиче­ская борьба рабочих с хозяевами и с правительством». Какая прелесть! С каким непод­ражаемым талантом, с каким мастерским элиминированием всех частных разногласий и различий в оттенках между «экономистами» выражена здесь в кратком и ясном по­ложении вся суть«экономизма», начиная с призыва рабочих к «политической борьбе,

которую они ведут в интересах общих, имея в виду улучшение положения всех рабочих», продолжая теорией стадии и кончая резолюцией съезда о «наиболее широкой применимости» и проч.

* См. Сочинения, 5 изд., том 5, стр. 297—319. Ред. — устранением. Ред. «Раб. Мысль», «Отд. прилож.», стр. 14.

65

ЧТО ДЕЛАТЬ?

«Экономическая борьба с правительством» есть именно тред-юнионистская политика, от которой до социал-демократической политики еще очень и очень далеко.

б) ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК МАРТЫНОВ УГЛУБИЛ ПЛЕХАНОВА

«Как много появилось у нас в последнее время социал-демократических Ломоносо­вых!» заметил однажды один товарищ, имея в виду поразительную склонность многих из склонных к «экономизму» лиц доходить непременно «своим умом» до великих ис­тин (вроде той, что экономическая борьба наталкивает рабочих на вопрос о бесправии) и игнорировать при этом, с великолепным пренебрежением гениального самородка, все то, что дало уже предыдущее развитие революционной мысли и революционного дви­жения. Именно таким самородком является Ломоносов-Мартынов. Загляните в его ста­тью: «Очередные вопросы» и вы увидите, как он подходит «своим умом» к тому, что давно уже сказано Аксельродом (о котором наш Ломоносов, разумеется, хранит полное молчание), как он начинает, например, понимать, что мы не можем игнорировать оп­позиционность тех или иных слоев буржуазии («Р. Д.» № 9, стр. 61, 62, 71 — сравни с «Ответом» Аксельроду редакции «Р. Дела», стр. 22, 23—24) и т. п. Но — увы! — толь­ко «подходит» и только «начинает», не более того, ибо мысли Аксельрода он все-таки настолько еще не понял, что говорит об «экономической борьбе с хозяевами и прави­тельством». В течение трех лет (1898—1901) «Раб. Дело» собиралось с силами, чтобы понять Аксельрода, и — и все-таки его не поняло! Может быть, это происходит тоже от того, что социал-демократия, «подобно человечеству», всегда ставит себе одни лишьосуществимые задачи?

Но Ломоносовы отличаются не только тем, что они многого не знают (это бы еще было полбеды!), а также и тем, что они не сознают своего невежества. Это уже настоя­щая беда, и эта беда побуждает их сразу браться за «углубление» Плеханова.

66

В. И. ЛЕНИН

«С тех пор, как Плеханов писал названную книжку («О задачах социалистов в борьбе с голодом в России»), много воды утекло, — рассказывает Ломоносов-Мартынов. — Социал-демократы, которые руководили в течение 10 лет экономической борьбой рабочего класса... не успели еще дать широкое тео­ретическое обоснование партийной тактики. Теперь этот вопрос назрел, и, если бы мы захотели дать та­кое теоретическое обоснование, мы несомненно должны были бы значительно углубить те принципы тактики, которые развивал некогда Плеханов... Мы должны были бы теперь определить разницу между пропагандой и агитацией иначе, чем это сделал Плеханов» (Мартынов только что привел слова Плехано­ва: «пропагандист дает много идей одному лицу или нескольким лицам, а агитатор дает только одну или только несколько идей, зато он дает их целой массе лиц»). «Под пропагандой мы понимали бы револю­ционное освещение всего настоящего строя или частичных его проявлений, безразлично, — делается ли это в форме доступной для единиц или для широкой массы. Под агитацией, в строгом смысле слова (sic!), мы понимали бы призыв массы к известным конкретным действиям, способствование непосредст­венному революционному вмешательству пролетариата в общественную жизнь».

Поздравляем русскую — да и международную — социал-демократию с новой, мар­тыновской, терминологией, более строгой и более глубокой. До сих пор мы думали (вместе с Плехановым, да и со всеми вожаками международного рабочего движения), что пропагандист, если он берет, например, тот же вопрос о безработице, должен разъ­яснить капиталистическую природу кризисов, показать причину их неизбежности в со­временном обществе, обрисовать необходимость его преобразования в социалистиче­ское общество и т. д. Одним словом, он должен дать «много идей», настолько много, что сразу все эти идеи, во всей их совокупности, будут усваиваться лишь немногими (сравнительно) лицами. Агитатор же, говоря о том же вопросе, возьмет самый извест­ный всем его слушателям и самый выдающийся пример, — скажем, смерть от голода­ния безработной семьи, усиление нищенства и т. п. — и направит все свои усилия на то, чтобы, пользуясь этим, всем и каждому знакомым фактом, дать «массе» одну идею: идею о бессмысленности противоречия между ростом богатства и ростом нищеты, по­старается возбудить в массе недовольство и возмущение этой вопиющей несправедливостью,

67

ЧТО ДЕЛАТЬ?

предоставляя полное объяснение этого противоречия пропа­гандисту. Пропагандист действует поэтому главным образом печатным, агитатор — живым словом. От пропагандиста требуются не те качества, что от агитатора. Каутско­го и Лафарга мы назовем, например, пропагандистами, Бебеля и Геда — агитаторами. Выделять же третью область или третью функцию практической деятельности, относя к этой функции «призыв массы к известным конкретным действиям», есть величайшая несуразица, ибо «призыв»; как единичный акт, либо естественно и неизбежно дополня­ет собой и теоретический трактат, и пропагандистскую брошюру, и агитационную речь, либо составляет чисто исполнительную функцию. В самом деле, возьмите, например, теперешнюю борьбу германских социал-демократов против хлебных пошлин. Теорети­ки пишут исследования о таможенной политике, «призывая», скажем, бороться за тор­говые договоры и за свободу торговли; пропагандист делает то же в журнале, агитатор — в публичных речах. «Конкретные действия» массы — в данный момент представля­ют из себя подпись петиций рейхстагу о неповышении хлебных пошлин. Призыв к этим действиям исходит посредственно от теоретиков, пропагандистов и агитаторов, непосредственно — от тех рабочих, которые разносят по фабрикам и по всяческим ча­стным квартирам подписные листы. По «мартыновской терминологии» выходит, что Каутский и Бебель — оба пропагандисты, а разносчики подписных листов — агитато­ры, не так ли?

Пример немцев напомнил мне немецкое слово Verballhornung, по-русски буквально: обалгорнивание. Иван Балгорн был лейпцигский издатель в XVI веке; издал он букварь, причем поместил, по обычаю, и рисунок, изображающий петуха; но только вместо обычного изображения петуха со шпорами на ногах он изобразил петуха без шпор, но с парой яиц около него. А на обложке букваря добавил: «исправленное издание Ивана Балгорна». Вот с тех пор немцы и говорят Verballhornung про такое «исправление», ко­торое на деле есть ухудшение. И невольно вспоминаешь про Балгорна,

68

В. И. ЛЕНИН

когда видишь, как Мартыновы «углубляют» Плеханова...

К чему «изобрел» наш Ломоносов эту путаницу? К иллюстрации того, что «Искра» «обращает внимание только на одну сторону дела, так же, как Плеханов это делал еще полтора десятка лет тому назад» (39). «У «Искры», по крайней мере для настоящего времени, задачи пропаганды отодвигают на задний план задачи агитации» (52). Еслиперевести это последнее положение с мартыновского языка на общечеловеческий язык (ибо человечество еще не успело принять вновь открытой терминологии), то мы полу­чим следующее: у «Искры» задачи политической пропаганды и политической агитации отодвигают на задний план задачу «ставить правительству конкретные требования за­конодательных и административных мероприятий», «сулящие известные осязательные результаты» (или требования социальных реформ, если позволительно еще хоть разо­чек употребить старую терминологию старого человечества, которое еще не доросло до Мартынова). Предлагаем читателю сравнить с этим тезисом следующую тираду:

«Поражает нас в этих программах» (программах революционных социал-демократов) «и вечное вы­ставление ими на первый план преимуществ деятельности рабочих в (несуществующем у нас) парламен­те при полном игнорировании ими (благодаря их революционному нигилизму) важности участия рабо­чих в существующих у нас законодательных собраниях фабрикантов по фабричным делам... или хотя бы участия рабочих в городском самоуправлении...»

Автор этой тирады выражает немного прямее, яснее и откровеннее ту самую мысль, до которой дошел своим умом Ломоносов-Мартынов. Автор же этот — Р. М. в «От­дельном приложении к «Раб. Мысли»» (стр. 15).

в) ПОЛИТИЧЕСКИЕ ОБЛИЧЕНИЯ И «ВОСПИТАНИЕ РЕВОЛЮЦИОННОЙ АКТИВНОСТИ»

Выдвигая против «Искры» свою «теорию» «повышения активности рабочей массы», Мартынов на самом деле обнаружил стремление принизить эту активность, ибо пред­почтительным, особо важным, «наиболее широко применимым» средством пробуждения и поприщем этой активности он объявил ту же экономическую борьбу,

69

ЧТО ДЕЛАТЬ?

пред которой пресмыкались и все «экономисты». Потому и ха­рактерно это заблуждение, что оно свойственно далеко не одному Мартынову. На са­мом же деле «повышение активности рабочей массы» может быть достигнутотолько при том условии, если мы не будем ограничиваться «политической агитацией на эко­номической почве». А одним из основных условий необходимого расширения полити­ческой агитации является организация всестороннихполитических обличений. Иначе как на этих обличениях не может воспитаться политическое сознание и революцион­ная активность масс. Поэтому деятельность такого рода составляет одну из важнейших функций всей международной социал-демократии, ибо и политическая свобода нис­колько не устраняет, а только несколько передвигает сферу направления этих обличе­ний. Например, германская партия особенно укрепляет свои позиции и расширяет свое влияние именно благодаря неослабной энергии ее политически-обличительной кампа­нии. Сознание рабочего класса не может быть истинно политическим сознанием, если рабочие не приучены откликаться на все ивсяческие случаи произвола и угнетения, на­силия и злоупотребления, к каким бы классам ни относились эти случаи; — и притом откликаться именно с социал-демократической, а не с иной какой-либо точки зрения. Сознание рабочих масс не может быть истинно классовым сознанием, если рабочие на конкретных и притом непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях не научатся наблюдать каждый из других общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни этих классов; — не нау­чатся применять на практике материалистический анализ и материалистическую оцен­ку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения. Кто обра­щает внимание, наблюдательность и сознание рабочего класса исключительно или хотя бы преимущественно на него же, — тот не социал-демократ, ибо самопознание рабоче­го класса неразрывно связано с полной отчетливостью не только теоретических... вернее даже сказать:

70

В. И. ЛЕНИН

не столько теоретических, сколько на опыте политической жизни выработан­ных представлений о взаимоотношениивсех классов современного общества. Вот по­чему так глубоко вредна и так глубоко реакционна по своему практическому значению проповедь наших «экономистов», что экономическая борьба есть наиболее широко применимое средство вовлечения масс в политическое движение. Чтобы стать социал-демократом, рабочий должен ясно представлять себе экономическую природу и соци­ально-политический облик помещика и попа, сановника и крестьянина, студента и бо­сяка, знать их сильные и слабые стороны, уметь разбираться в тех ходячих фразах и всевозможных софизмах, которыми прикрывает каждый класс и каждый слой свои эгоистические поползновения и свое настоящее «нутро», уметь разбираться в том, ка­кие учреждения и законы отражают и как именно отражают те или другие интересы. А это «ясное представление» не почерпнешь ни из какой книжки: его могут дать только живые картины и по горячим следам составленные обличения того, что происходит в данный момент вокруг нас, о чем говорят по-своему или хотя бы перешептываются все и каждый, что выражается в таких-то событиях, в таких-то цифрах, в таких-то судеб­ных приговорах и проч., и проч., и проч. Эти всесторонние политические обличения представляют из себя необходимое и основное условие воспитания революционной ак­тивности масс.

Почему русский рабочий мало еще проявляет свою революционную активность по поводу зверского обращения полиции с народом, по поводу травли сектантов, битья крестьян, по поводу безобразий цензуры, истязаний солдат, травли самых невинных культурных начинаний и т. п.? Не потому ли, что его не «наталкивает» на это «эконо­мическая борьба», что ему мало «сулит» это «осязательных результатов», мало дает «положительного»? Нет, подобное мнение есть, повторяем, не что иное, как попытка свалить с больной головы на здоровую, свалить свое собственное филистерство (бернштейнианство тож) на рабочую массу.

71

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Мы должны винить себя, свою отсталость от движения масс, что мы не сумели еще организовать достаточно широких, ярких, быст­рых обличений всех этих гнусностей. Сделай мы это (а мы должны сделать и можем сделать это), — и самый серый рабочий поймет или почувствует, что над студентом и сектантом, мужиком и писателем ругается и бесчинствует та самая темная сила, кото­рая так гнетет и давит его на каждом шагу его жизни, а, почувствовав это, он захочет, неудержимо захочет отозваться и сам, он сумеет тогда — сегодня устроить кошачийконцерт цензорам, завтра демонстрировать пред домом усмирившего крестьянский бунт губернатора, послезавтра проучить тех жандармов в рясе, что делают работу свя­той инквизиции, и т. д. Мы еще очень мало, почти ничего не сделали для того, чтобы бросать в рабочие массы всесторонние и свежие обличения. Многие из нас и не созна­ют еще этой своей обязанности, а стихийно волочатся за «серой текущей борьбой» в узких рамках фабричного быта. При таком положении дел говорить: ««Искра» имеет тенденцию умалять значение поступательного хода серой текущей борьбы по сравне­нию с пропагандой блестящих и законченных идей» (Мартынов, стр. 61) — значит та­щить партию назад, значит защищать и прославлять нашу неподготовленность, отста­лость.

Что же касается до призыва массы к действию, то это выйдет само собой, раз только есть налицо энергичная политическая агитация, живые и яркие обличения. Поймать ко­го-либо на месте преступления и заклеймить перед всеми и повсюду тотчас же — это действует само по себе лучше всякого «призыва», это действует зачастую так, что по­том и нельзя будет определить, кто собственно «призывал» толпу и кто собственно вы­двинул тот или иной план демонстрации и т. п. Призвать — не в общем, а в конкретном смысле слова — можно только на месте действия, призвать может только тот, кто сам и сейчас идет. А наше дело, дело социал-демократических публицистов, углублять, рас­ширять и усиливать политические обличения и политическую агитацию.

72

В. И. ЛЕНИН

Кстати о «призывах». Единственным органом, который до весенних событий при­звал рабочих активно вмешаться в такой, не сулящий решительно никаких осязатель­ных результатов рабочему, вопрос, как отдача студентов в солдаты, — была «Искра». Тотчас же после опубликования распоряжения 11 января об «отдаче 183 студентов в солдаты» «Искра» поместила статью об этом (№ 2, февраль) и, до какого бы то ни было начала демонстраций, прямо звала «рабочего идти на помощь студенту», звала «народ» открыто ответить правительству на его дерзкий вызов . Мы спрашиваем всех и каждо­го: как и чем объяснить то выдающееся обстоятельство, что, говоря так много о «при­зывах», выделяя «призывы» даже в особый вид деятельности, Мартынов ни словечком не упомянул об этомпризыве? И не филистерством ли является после этого мартынов­ское объявление «Искры» одностороннею, так как она недостаточно «призывает» к борьбе за требования, «сулящие осязательные результаты»?

Наши «экономисты», и в том числе «Рабочее Дело», имели успех благодаря тому, что подделывались под неразвитых рабочих. Но рабочий-социал-демократ, рабочий-революционер (а число таких рабочих все растет) отвергнет с негодованием все эти рассуждения о борьбе за требования, «сулящие осязательные результаты», и проч., ибо он поймет, что это только варианты старой песенки о копейке на рубль. Такой рабочий скажет своим советчикам из «Р. Мысли» и из «Раб. Дела»: зря вы суетитесь, господа, вмешиваясь чересчур усердно в то дело, с которым мы и сами справляемся, и отлыни­вая от исполнения ваших настоящих обязанностей. Совсем ведь это неумно, когда вы говорите, что задача социал-демократов придать самой экономической борьбе полити­ческий характер; это только начало, и не в этом главная задача социал-демократов, ибо во всем мире и в России в том числе полиция нередко сама начинает придавать эконо­мической борьбе политический характер, рабочие сами научаются понимать, за кого стоит правительство.

* См. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 391 — 396. Ред.

73

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Ведь та «экономическая борьба рабочих с хозяевами и прави­тельством», с которой вы носитесь, точно с открытой вами Америкой, — ведется в мас­се русских захолустий самими рабочими, слышавшими о стачках, но о социализме по-читай-что ничего и не слыхавшими. Ведь та «активность» нас, рабочих, которую вы все хотите поддерживать, выставляя конкретные требования, сулящие осязательные ре­зультаты, в нас уже есть, и мы сами в нашей будничной, профессиональной, мелкой ра­боте выставляем эти конкретные требования зачастую без всякой помощи интеллиген­тов. Но нам мало такой активности; мы не дети, которых можно накормить кашицей одной «экономической» политики; мы хотим знать все то, что знают и другие, мы хо­тим подробно познакомиться совсеми сторонами политической жизни и активно уча­ствовать во всяком и каждом политическом событии. Для этого нужно, чтобы интелли­генты поменьше твердили то, что мы и сами знаем , а побольше дали нам того, чего мы еще не знаем,

Требование «придать самой экономической борьбе политический характер» самым рельефным об­разом выражает преклонение пред стихийностью в области политической деятельности. Политический характер экономическая борьба принимает сплошь да рядом стихийно, то есть без вмешательства «рево­люционной бациллы — интеллигенции», без вмешательства сознательных социал-демократов. Полити­ческий характер приобрела, например, и экономическая борьба рабочих в Англии без всякого участия социалистов. Задача же социал-демократов не исчерпывается политической агитацией на экономической почве, задача их — превратить эту тред-юнионистскую политику в социал-демократическую политиче­скую борьбу, — воспользоваться теми проблесками политического сознания, которые заронила в рабо­чих экономическая борьба, для того, чтобы поднять рабочих до социал-демократического политическо­го сознания. А Мартыновы, вместо того, чтобы поднимать и толкать вперед стихийно пробуждающееся политическое сознание, падают ниц перед стихийностью и твердят, до тошноты часто твердят, что эко­номическая борьба «наталкивает» рабочих на вопрос об их политическом бесправии. Плохо то, господа, что вас-то это стихийное пробуждение тред-юнионистского политического сознания не «наталкивает» на вопрос о ваших социал-демократических задачах!

* В подтверждение того, что всю эту речь рабочих к «экономистам» мы не зря выдумали, сошлемся на двух свидетелей, несомненно знакомых с рабочим движением непосредственно и всего менее склон­ных быть пристрастными к нам, «догматикам», ибо один свидетель — «экономист» (считающий даже «Рабочее Дело» органом политическим!), другой — террорист. Первый свидетель, автор замечательной по своей правдивости и живости статьи «Петербургское рабочее движение и практические задачи соци­ал-демократии» в № 6 «Раб. Д.». Он делит рабочих на 1) сознательных революционеров, 2) промежуточ­ный слой и 3) остальную массу. И вот промежуточный слой «часто интересуется больше вопросами по­литической жизни, чем своими ближайшими экономическими интересами, связь которых с общими со­циальными условиями давно понята»... «Раб. Мысль» «резко критикуют»: «все одно и то же, давно из­вестно, давно читали», «в политическом-то обозрении опять ничего нет» (стр. 30—31). Но даже и третий слой: «более чуткая, более молодая, менее развращенная кабаком и церковью рабочая масса, почти нико­гда не имея возможности достать книгу политического содержания, толкует вкривь и вкось явления по­литической жизни, задумываясь над отрывочными сведениями о бунте студентов» и т. д. А террорист пишет: «... Раз-два прочтут о мелочах фабричной жизни, в разных, не своих городах, а потом и переста­нут... Скучно... Не говорить в рабочей газете о государстве... значит смотреть на рабочего как на дитятко малое... Рабочий не дитятко» («Свобода»⁵⁹, изд. революционно-социалистической группы, стр. 69 и 70).

74

В. И. ЛЕНИН

чего мы сами из своего фабричного и «экономического» опыта и узнать нико­гда не можем, именно: политического знания. Это знание можете приобрести себе вы, интеллигенты, и вы обязаны доставлять нам его во сто и в тысячу раз больше, чем вы это делали до сих пор, и притом доставлять не в виде только рассуждений, брошюр и статей (которые часто бывают — простите за откровенность! — скучноваты), а непре­менно в виде живых обличений того, что именно в данное время делает наше прави­тельство и наши командующие классы во всех областях жизни. Исполняйте-ка по­усерднее эту свою обязанность, и поменьше толкуйте о «повышении активности ра­бочей массы».У нас активности гораздо больше, чем вы думаете, и мы умеем поддер­живать открытой, уличной борьбой даже требования, никаких «осязательных результа­тов» не сулящие! И не вам «повышать» нашу активность, ибо у вас самих как раз ак­тивности-то и не хватает. Поменьше преклоняйтесь пред стихийностью и побольше думайте о повышении своей активности, господа!

г) ЧТО ОБЩЕГО МЕЖДУ ЭКОНОМИЗМОМ И ТЕРРОРИЗМОМ?

Выше, в примечании, мы сопоставили «экономиста» и не социал-демократа-террориста, случайно оказавшихся солидарными. Но, вообще говоря, между теми и другими есть не случайная, а необходимая внутренняя связь, о которой нам еще ниже придется говорить и коснуться которой необходимо именно но вопросу о воспитании революционной ак­тивности.

75

ЧТО ДЕЛАТЬ?

У «экономистов» и современных террористов есть один общий корень: это именно то преклонение пред стихийностью, о котором мы говорили в предыдущей гла­ве, как о явлении общем, и которое мы рассматриваем теперь в его влиянии на область политической деятельности и политической борьбы. На первый взгляд, наше утвер­ждение может показаться парадоксом: до такой степени велика, по-видимому, разница между людьми, подчеркивающими «серую текущую борьбу», — и людьми, зовущими к наиболее самоотверженной борьбе отдельных лиц. Но это не парадокс. «Экономисты» и террористы преклоняются перед разными полюсами стихийного течения: «экономи­сты» — перед стихийностью «чисто рабочего движения», террористы — перед стихий­ностью самого горячего возмущения интеллигентов, не умеющих или не имеющих возможности связать революционную работу в одно целое с рабочим движением. Кто изверился или никогда не верил в эту возможность, тому действительно трудно найти иной выход своему возмущенному чувству и своей революционной энергии, кроме террора. Таким образом, преклонение пред стихийностью в обоих указанных нами на­правлениях есть не что иное, как начало осуществления знаменитой программы «Credo»: рабочие ведут себе свою «экономическую борьбу с хозяевами и правительст­вом» (да простит нам автор «Credo», что мы выражаем его мысль мартыновскими сло­вами! Мы находим, что вправе делать это, ибо и в «Credo» говорится о том, как рабочие в экономической борьбе «наталкиваются на политический режим»), — а интеллигенты ведут себе своими силами политическую борьбу, естественно, при помощи террора! Это совершенно логичный и неизбежный вывод, на котором нельзя не настаивать, хотя бы те, кто начинает осуществлять эту программу, сами и не сознавали его неизбежно­сти. Политическая деятельность имеет свою логику, не зависящую от сознания тех, кто в самых лучших намерениях взывает либо к террору, либо к приданию политического характера самой экономической борьбе.

76

В. И. ЛЕНИН

Благими намерениями вымощен ад, и в данном случае благие намерения не спасают еще от стихийного влечения по «линии наименьшего сопротивления», по линии чисто буржуазной программы «Credo». He случайно ведь также и то обстоятельство, что мно­гие русские либералы — и явные либералы и носящие марксистскую маску — всей душой сочувствуют террору и стараются поддержать подъем террористических на­строений в данный момент.

И вот, когда возникла «революционно-социалистическая группа Свобода», поста­вившая себе задачей именно всестороннее содействие рабочему движению, но с вклю­чением в программу террора и с эмансипированием, так сказать, себя от социал-демократии, — то этот факт дал еще и еще подтверждение замечательной прозорливо­сти П. Б. Аксельрода, который буквально предсказал эти результаты социал-демократических шатаний еще в конце 1897 года («К вопросу о современных задачах и тактике») и набросал свои знаменитые «две перспективы». Все последующие споры и

разногласия между русскими социал-демократами заключаются уже, как растение в * семячке, в этих двух перспективах.

С указанной точки зрения становится понятно и то, что «Раб. Дело», не устоявшее против стихийности «экономизма», не устояло также и против стихийности террориз­ма. Очень интересно здесь отметить ту особенную аргументацию в защиту террора, ко­торую выдвинула «Свобода».

* Мартынов «представляет себе другую, более реальную (?) дилемму» («Социал-демократия и рабо­чий класс», 19): «Либо социал-демократия берет на себя непосредственное руководство экономической борьбой пролетариата и этим (!) превращает ее в революционную классовую борьбу»... «Этим», т. е., очевидно, непосредственным руководством экономической борьбой. Пусть укажет нам Мартынов, где это видано, чтобы одним только руководством профессиональной борьбой удавалось превратить тред-юнионистское движение в революционное классовое? Не сообразит ли он, что для этого «превращения» мы должны активно взяться за «непосредственное руководство» всесторонней политической агитаци­ей?.. «Либо другая перспектива: социал-демократия устраняется от руководства экономической борьбой рабочих и тем... подсекает себе крылья»... «Устраняется», по приведенному выше мнению «Раб. Дела», «Искра». Но мы видели, что она делает для руководства экономической борьбой гораздо больше, чем «Раб. Дело», причем она не ограничивается этим и не суживает во имя этого своих политических задач.

77

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Устрашающую роль террора она «совершенно отрицает» («Возрождение революционизма», стр. 64), но зато выдвигает его «эксцитативное (возбуждающее) значение». Это характерно, во-первых, как одна из стадий разложения и упадка того традиционного (досоциал-демократического) круга идей, который заставлял держаться за террор. Признать, что правительство теперь «устрашить» — а следовательно, и дезорганизовать — террором нельзя, — значит, в сущности, совершенно осудить террор как систему борьбы, как программой освящае­мую сферу деятельности. Во-вторых, это еще более характерно, как образец непонима­ния наших насущных задач в деле «воспитания революционной активности масс». «Свобода» пропагандирует террор как средство «возбуждать» рабочее движение, дать ему «сильный толчок». Трудно себе представить аргументацию, которая бы более на­глядно опровергала сама себя! Неужели, спрашивается, в русской жизни мало еще та­ких безобразий, что нужно выдумывать особые «возбуждающие» средства? И, с другой стороны, если кто не возбуждается и невозбудим даже русским произволом, то не оче­видно ли, что на единоборство правительства с горсткой террористов он тоже будет смотреть «ковыряя в носу»? В том-то и дело, что рабочие массы очень возбуждаются гнусностями русской жизни, но мы не умеем собирать, если можно так выразиться, и концентрировать все те капли и струйки народного возбуждения, которые высачивают­ся русской жизнью в количестве неизмеримо большем, чем все мы себе представляем и думаем, но которые надо именно соединить в один гигантский поток. Что это осущест­вимая задача, это неопровержимо доказывает громадный рост рабочего движения и от­меченная уже выше жадность рабочих к политической литературе. Призывы же к тер­рору, равно как и призывы к тому, чтобы придать самой экономической борьбе поли­тический характер, представляют из себя разные формы отлыниванъя от самой настоя­тельной обязанности русских революционеров: организовать ведение всесторонней по­литической агитации. «Свобода» хочет заменить агитацию террором, признаваясь прямо, что, «раз начнется усиленная,

78

В. И. ЛЕНИН

энергичная агитация в массах, его эксцитативная (возбуждающая) роль сыграна» (стр. 68 «Воз-рожд. революцион.»). Это как раз и показывает, что и террористы и «экономисты» не­дооценивают революционную активность масс, вопреки явному свидетельству весен­них событий , причем одни бросаются искать искусственных «возбудителей», другие говорят о «конкретных требованиях». И те и другие недостаточно обращают внимание на развитие своей собственной активности в деле политической агитации и организа­ции политических обличений. Азаменить этого дела невозможно ничем другим ни те­перь, ни когда бы то ни было в иное время.

д) РАБОЧИЙ КЛАСС КАК ПЕРЕДОВОЙ БОРЕЦ ЗА ДЕМОКРАТИЮ

Мы видели, что ведение самой широкой политической агитации, а следовательно, и организация всесторонних политических обличений есть безусловно необходимая и настоятельнее всего необходимая задача деятельности, если это деятельность истинно социал-демократическая. Но мы сделали этот вывод, исходя только из самой насущной потребности рабочего класса в политическом знании и политическом воспитании. Ме­жду тем только такая постановка вопроса была бы слишком узка, игнорировала бы об­щедемократические задачи всякой социал-демократии вообще и современной русской социал-демократии в особенности. Чтобы возможно конкретнее пояснить это положе­ние, попробуем подойти к делу с самой «близкой» для «экономиста», именно с практи­ческой стороны. «Все согласны», что необходимо развивать политическое сознание ра­бочего класса. Спрашивается, какэто сделать и что надо для того, чтобы это сделать? Экономическая борьба «наталкивает» рабочих только на вопросы об отношении прави­тельства к рабочему классу и поэтому, сколько бы мы ни трудились над. задачей «при­дать самой экономической борьбе политический характер»,

Речь идет о весне 1901 года, когда начались крупные уличные демонстрации60. (Примечание автора к изданию 1907 г. Ред.)

79

ЧТО ДЕЛАТЬ?

мы никогда не сможем развить политическое сознание рабочих (до ступени социал-демократического политического сознания) в рамках этой задачи, ибо самые эти рамки узки. Мартыновская формула ценна для нас вовсе не по­тому, что она иллюстрирует способность Мартынова путать, а потому, что она рельеф­но выражает основную ошибку всех «экономистов», именно убеждение, что можно развить классовое политическое сознание рабочих извнутри,так сказать, их экономи­ческой борьбы, т. е. исходя только (или хотя бы главным образом) из этой борьбы, ба­зируясь только (или хотя бы главным образом) на этой борьбе. Такой взгляд в корне ошибочен, — и именно потому, что «экономисты», сердясь на нас за полемику против них, не хотят подумать хорошенько об источнике разногласий, и получается такая вещь, что мы буквально не понимаем друг друга, говорим на разных языках.

Классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих к хозяевам. Об­ласть, из которой только и можно почерпнуть это знание, есть область отношений всех классов и слоев к государству и правительству, область взаимоотношений между всемиклассами. Поэтому на вопрос: что делать, чтобы принести рабочим политическое зна­ние? нельзя давать один только тот ответ, которым в большинстве случаев довольству­ются практики, не говоря уже о практиках, склонных к «экономизму», именно ответ: «идти к рабочим». Чтобы принести рабочим политическое знание, социал-демократыдолжны идти во все классы населения, должны рассылать во все стороны отряды своей армии.

Мы нарочно выбираем такую угловатую формулировку, нарочно выражаемся упро­щенно резко — вовсе не из желания говорить парадоксы, а для того, чтобы хорошенько «натолкнуть» «экономистов» на те задачи, которыми они непростительно пренебрега­ют, на то различие между тред-юнионистской и социал-демократической политикой, которого они не хотят понять.

80

В. И. ЛЕНИН

И потому мы просим читателя не горячиться, а внимательно дослушать нас до конца.

Возьмите наиболее распространенный в последние годы тип кружка социал-демократов и присмотритесь к его работе. Он имеет «связи с рабочими» и удовлетворя­ется этим, издавая листки, в которых бичуются фабричные злоупотребления, пристра­стное к капиталистам поведение правительства и полицейские насилия; на собраниях срабочими беседа не выходит обыкновенно или почти не выходит за пределы тех же тем; рефераты и беседы по истории революционного движения, по вопросам внутрен­ней и внешней политики нашего правительства, по вопросам экономической эволюции России и Европы и положения в современном обществе тех или иных классов и т. п. представляют из себя величайшую редкость, о систематическом приобретении и рас­ширении связей в других классах общества никто и не помышляет. В сущности, идеа­лом деятеля рисуется в большинстве случаев для членов такого кружка нечто гораздо, более похожее на секретаря тред-юниона, чем на социалиста — политического вождя. Ибо секретарь любого, например, английского тред-юниона всегда помогает рабочим вести экономическую борьбу, организует фабричные обличения, разъясняет несправед­ливость законов и мероприятий, стесняющих свободу стачек, свободу выставления сторожевых постов (для предупреждения всех и каждого, что на данном заводе стачка), разъясняет пристрастность третейского судьи, принадлежащего к буржуазным классам народа, и пр. и пр. Одним словом, всякий секретарь тред-юниона ведет и помогает вес­ти «экономическую борьбу с хозяевами и с правительством». И нельзя достаточно на­стаивать на том, что это еще не социал-демократизм, что идеалом социал-демократа должен быть не секретарь тред-юниона, а народный трибун, умеющий откликаться на все и всякие проявления произвола и гнета, где бы они ни происходили, какого бы слоя или класса они ни касались, умеющий обобщать все эти проявления в одну картину по­лицейского насилия и капиталистической эксплуатации,

[81-100]